- Барышня здесь не объявлялась, русоволосая такая? - задал волнующий вопрос Тимофей.
- Нешто Василису ищите? - снова закряхтел мужик.
- Так была, значит? - подскочил к нему солдат.
Старики, поправляя друг друга, начали рассказывать, как однажды к вечеру Афанасий, так звали пасечника, проверяя борти, заметил бредущую в его сторону одинокую фигурку в изодранном платье. Поначалу он подумал, что это какая-то нищая бродяжка забрела сюда невесть зачем. Однако, когда та подошла ближе, разглядел молодое, хоть и чумазое, но слишком нежное для бродяжки личико. Руки и выглядывавшие сквозь порванное в лоскуты платье коленки были в кровь исцарапаны, будто девушка отбивалась от стаи диких котов. Ни на какие вопросы странная пришелица не отвечала, лишь смотрела в пустоту отсутствующим взглядом.
Взяв за руку, Афанасий повел ее к дому, где передал в руки супруге. Матрена, охая и причитая, вымыла бедняжку, обработала ей раны отваром ромашки и тысячелистника и, напоив козьим молоком с медом, уложила спать. Допоздна старики судили-рядили, откуда здесь могла взяться юная барышня явно не простого сословия, да в таком неприглядном виде, но так и уснули, не придя ни к какому мнению.
Утром, чуть забрезжил свет, чуткий сон стариков нарушил тихий девичий плач. Вдоволь выплакавшись, гостья рассказала свою невеселую историю. Как похитил ее предатель-полковник, как освободили ее русские солдаты и как наткнулись на турецкое войско, двигающееся к Масловке.
- Да не померещилось тебе, барышня? - не поверил старик. - Откель здесь туркам-то взяться?
- Ой, да ты ж сам давеча говорил, будто гром какой-то странный был, дюже на пушечную пальбу похожий, - вклинилась Матрена. - А оно ведь аккурат со стороны Масловки доносилось. И дождя так и не пришло. А нужен дождик-то. Посохло вона все. Пчеле неоткуда нектар собирать.
- Типун тебе на язык, старая. О чем говоришь-то? - отмахнулся от жены мужик и снова обратился к Василисе: - А ты, красавица, рассказывай, рассказывай.
Далее девушка рассказала, как скакала одна обратно по той же тропе, как, вновь подъезжая к балке, наткнулась на пеших турецких солдат и, развернув коня, опять поскакала прочь. Сперва держалась опушки, но выскочившая из-под копыт лиса испугала лошадь, и та понесла по полю. Василиса попыталась было утихомирить кобылу, но безрезультатно. И тут та споткнулась, выбросив наездницу из седла. Чудом успев закрыть лицо руками, девушка влетела в колючий куст терновника. Шипастые ветки в лоскуты разодрали платье и в кровь исцарапали нежную девичью кожу, но достаточно эффективно смягчили падение, сохранив Василисе жизнь и позволив избежать серьезных травм.
Со стоном выдравшись из цепких ветвей, она упала на землю и несколько минут лежала, приходя в себя.
Вспомнив о встрече с турками, в страхе вскочила и огляделась. Оказалось, что ускакала довольно далеко от того места, где тропа уходила в лес перед балкой. Заглянув в овраг, на склоне которого рос спасший ее терновый куст, обнаружила лежащую на дне лошадь. Та была мертва, вероятно, свернула при падении шею. Не зная куда идти, перебралась через овраг и направилась в сторону, противоположную той, где встретила турок. Идти под палящими лучами солнца по непаханому полю было тяжело, нестерпимо хотелось пить, исцарапанное тело зудело и болело. Наконец дошла до леса. Но и в тени деревьев воздух был горячим. К тому же здесь докучала лесная мошкара.
Присев на опушке, девушка попыталась привести хоть в какой-то порядок изодранное платье. Безрезультатность этого занятия вкупе с жаждой и надоедливой мошкарой вконец вывели из себя настрадавшуюся в последние дни Василису. Обхватив руками коленки, она заплакала. Но сегодня ей даже поплакать спокойно не было суждено. Мошки лазили по израненным рукам, кусались и лезли в ранки. Приходилось постоянно стряхивать их и отмахиваться от жужжащих над головой комаров. В конце концов, девушка не выдержала, поднялась и побрела, не разбирая направления. Наткнувшись на тропинку, автоматически свернула на нее.
Она не помнила, сколько времени шла. Не помнила, как дошла до пасеки. Смутно помнила, как что-то говорил встретивший ее старик, как суетилась причитающая Матрена. Лишь проснувшись на рассвете и вспомнив все, снова заплакала.
Обдумав услышанное, супруги посовещались и решили, что Афанасию надо сходить к городу, проверить достоверность информации. Заодно навестить проживающих там детей, отнести цветочного меда внукам.
Вернулся он через пару часов. По лицу мужа Матрена поняла, что случилась беда.
- Неушто и вправду? - прижала она руки к груди.
Старик лишь тяжело вздохнул, опустившись на завалинку и поставив на землю котомку с горшочком меда, который так и не передал внукам.
- Басурмане там хозяйничают, - произнес он после долгого молчания. - В городе пожары. Церквы не видно - обрушили али спалили. Я только к реке вышел, услышал, скачут, да вовремя спрятался в ивняке. Не то попался бы. Да не турки то были, а татарва, крымчаки либо. С турками, видать, пришли.
- Боженька милый, - прошептала женщина, крепче прижимая руки. - Как же детки-то там наши, а? Афонь, как же, а?
- Да не причитай ты, старая. Ушли небось за реку загодя. Вот Императрица армию пришлет, вышибут басурман да возвернутся назад все.
Снова стали думать-гадать, что же теперь будет, что им теперь делать. Решили, что уходить и бросать пасеку никак нельзя, а значит будь, что будет. Вот только что делать с пришелицей?